Обнаженная фигура со светом

Я пришла в училище в ноябре: взяла с собой паспорт, домашний халат и тапочки. Преподаватель встретил меня на входе, я показала документы недоверчивому охраннику, мы поднялись на этаж, где учатся художники, и зашли в мастерскую.

В аудитории пахло масляными красками, а за мольбертами стояло шесть человек: женщина, четыре девушки и парень. Я не представляла, как можно вежливо попросить молодого человека выйти, поэтому решила попозировать хотя бы день. Меня познакомили с Мариной – старостой с бирюзовыми волосами – и преподаватель вывел меня в коридор: по обе стороны там висели картины с обнаженными людей в разных позах. Он попросил меня встать так же, как на одном из рисунков: девушка стояла спиной к художнику, поставив одну руку на бок.

Я отрепетировала позу, вернулась в мастерскую и переоделась где-то между ширмой, шкафом с книгами и кучей рамок. На ящик с брызгами краски постелили ткань, а окно заранее завесили черной тканью, чтобы на меня не падал дневной свет: студенты должны были рисовать обнаженную фигуру так, чтобы были видны тени и блики. Оказалось, что это выпускной курс, а я была контрольной работой: перед студентами стояли мольберты с бумагой большого формата, на которой они рисовали мягкими материалами – сепией и сангиной.

Я сняла халат и тапочки, проверила устойчивость конструкции и поднялась на ящик. Я встала так, как меня просили: спиной к студентам, немного развернув корпус вбок, левой рукой взялась за рейку на стене, а правую поставила на талию. Пока я старалась не думать о том, что меня без одежды сейчас рассматривают семь человек, на меня направили лампу, закрепленную на стремянке. Я решила, что смогу простоять примерно полчаса, мы сделаем перерыв и определимся, как часто мне будет нужно отдыхать. Староста включила таймер, и мы начали. 

Преподаватель сел в конце аудитории – прямо за мной – и следил за работой учеников, объясняя, что нужно делать, и подмечая ошибки: «Свет на фигурку падает сверху, поэтому рисуйте только то, что видите сейчас. Не выдумывайте лишнего: прорисовывайте тени и блики».

Чтобы я не замерзла, на меня направили небольшой обогреватель, который иногда выключался: в мастерской было холодно и кроме меня все были в свитерах и зимней обуви. Я же стояла на ткани босиком и прикидывала, какая температура сейчас в помещении. «А вы знаете, как в древнем Египте художники писали с натуры? – прервал мои мысли преподаватель, не особо дожидаясь ответа: – Во время занятий рядом с учениками ходил человек с бамбуковым стволом, и если видел, что у кого-то криво выходит рисунок – бил им по спине. А вы думаете, почему мы через столько веков до сих пор восхищаемся теми работами?».

Раньше на обнаженку я не позировала: это были необычные ощущения – особенно, когда студенты подходили и снимали на телефон какие-то детали или просили повернуть голову так, чтобы им был виден профиль, а я чувствовала, что от жара обогревателя по мне уже бежит струйка пота. Мое смущение разбавлял преподаватель. Георгий Гайниахметович, или ГГ, как между собой его называли студенты, сравнивал мои волосы с водопадом и меридианами на глобусе, говорил что-то про аккуратные стопы и тонкие пальцы. Я понимала, что на таких примерах студентам проще понять, как рисовать разные детали, но все равно с трудом давила стеснительные смешки.

Каждый сеанс – то время, которое я стояла неподвижно – в итоге занимал 25-30 минут. За временем следила староста Марина, а я хотела, чтобы минуты текли быстрее: к концу сеанса начинали затекать руки и опорная нога. Как только раздавались звуки таймера, я делала вид, что не так уж сильно и устала, лениво потягивалась, не поворачиваясь к студентам, и накидывала халат.

Иногда студенты делали наброски: они отходили от мольбертов с большими работами, брали блокноты и быстро зарисовывали какие-то детали или всю фигуру на небольших листах бумаги. «Вы посмотрите, какие работы там, и какие – у вас, – говорил преподаватель про работы, которые висят в коридоре. – Рука к пистолету не тянется, чтобы застрелиться?»

Так я простояла несколько часов, и после звуков последнего таймера быстро переоделась в теплые вещи – в это время студенты убирали свои работы до следующего сеанса. Я побежала за горячим чаем, не посмотрев, что у них получается.

На следующий день у меня уже был временный пропуск, который на входе придирчиво рассматривал тот же охранник. Я пришла утром, к самому началу занятий. Группа немного опаздывала. Художники занимаются на последнем этаже училища, и пока поднимаешься по лестнице, слышно, как на втором распеваются студентки, а на третьем кто-то разыгрывается на баяне и домбре. Георгий Гайниахметович говорит, что репетирующих в коридоре музыкантов иногда прогоняют, потому что они мешают скульпторам.

В этот раз в мастерской были только девушки и преподаватель: с этого момента молодой человек не появлялся – я услышала, что его вежливо попросили не смущать обнаженных натурщиц. Позировала для художниц не только я: одну девушку писали маслом – на незаконченной картине на стене различается ее белое платье и букет искусственных ромашек. Еще одну натурщицу тоже пишут обнаженной, и я немного ей завидую: она позирует сидя. Все натурщики приходят по расписанию, когда у студентов есть время на работу в мастерской между парами. За все время с другими девушками я пересеклась только один раз.

На второй день фигура на бумаге начинает напоминать меня: появляется силуэт и похожие черты лица. Во время работы преподаватель заполняет тишину в аудитории: под его монологи стоять легче, чем в тишине, и иногда он прерывается, чтобы подойти к студенткам и подправить работу, а потом продолжает мысль. Пока я стою спиной к студенткам и преподавателю, участвовать в разговорах кажется как-то странно, и я просто смеюсь в стену над шутками.

Я уже не так стесняюсь, и во время перерывов разговариваю со студентками, которые на пару лет младше меня: Лида мечется между музыкой и рисованием – она носит с собой ноты и узнает у музыкантов, сложно ли им учиться. У Кати раньше был другой преподаватель, и она говорит, что ей пока непривычно работать в таком быстром темпе. У Вики – розовые ботинки и носки, и она смущается, когда я говорю ей, что она классно выглядит. А когда Георгий Гайниахметович хвалит что-нибудь в работе Марины, она отвечает, что ей все равно еще далеко до гениальных живописцев.

С самой старшей студенткой, Ольгой, преподаватель обсуждал, есть ли у художника  предназначение, и существует ли что-то выше человека. Другие студентки рисовали молча и включались в беседу, если мысль шла вразрез с их идеями, или просто поворачивались ко мне и закатывали глаза. Я снова смеялась.

– Человек в тюрьме или психбольнице не вылечится, если повесить там картину, потому что художник не перестраивает мир и не переделывает его. Но меняет. Художник просто показывает свое видение, которое шире, чем у других людей, – говорит преподаватель. Ольга молча кивает, подправляя мою фигуру на рисунке.

Ольга училась в художественной школе, а четыре года назад поступила в училище искусств, и посещает все пары – кроме общеобразовательных предметов. Женщина говорит, что в училище поступают не только выпускники девятых классов, но и те, кто уже закончил ВУЗ, или совмещает его с учебой или работой – как она.

Последний день, когда я позирую на обнаженку – самый продуктивный: студентки работают и пытаются сделать то, что не успели за прошлые дни. Они отходят от мольбертов, чтобы оценить, насколько в их работах правильные пропорции. Кто-то рассматривает примеры в толстом сборнике рисунков Суриковской академии. С каждым сеансом кажется, что минуты тянутся все медленнее, и хочу скорее сесть. Меня просят отдыхать поменьше.

Пока я отдыхаю перед последним сеансом, художницы пьют чай прямо в мастерской. Староста размешивает сахар в кружке карандашом. Георгий Гайниахметович просит студенток выйти и еще раз посмотреть на работы в коридоре, и в это время обращается ко мне: «У всех студентов обычно страдает анатомия: на хороших работах все должно выглядеть пропорционально. Да хотя бы на место посажены глаза. А у этих то глаз вот так вылезает, – показывает жестом преподаватель, – как у каких-то монстров из комиксов, то нос какой-то не такой».

Я рада, что сегодня – последний сеанс без одежды, пищит таймер, и я, наконец, разминаю руки и ноги: у меня ощущение, что затекло все, да и звуки таймера меня уже раздражают. Студентки распыляют на рисунки лак для волос, чтобы закрепить материал.

Без одежды я позировала двадцать академических часов.

Фигура в одежде

На следующий день меня поставили на то же место в той же позе, но уже в одежде – я выбрала белые кеды, джинсы и черную футболку. Я встаю на тот же ящик, художницы готовят материалы, и мы начинаем.

Студентки ставят рядом с мольбертом первую работу. Второй рисунок девушки делают быстрее: кто-то перевел на чистый лист основные линии, а кто-то рисует «с нуля». Катя надевает поверх одежды халат в брызгах краски, у Марины – серая рубашка с мазками разных цветов. Преподаватель говорит, как важно прорисовать подвороты на джинсах и футболке, но не может подобрать правильное слово, называет их духом времени и сравнивает со складками на одежде древних скульптур.

В одежде позировать легче: мне уже не так холодно, а в кедах устойчивее, чем босиком. Сложно позировать для нескольких людей: кто-то рисует лицо, кто-то – ноги, и нужно стараться вообще не двигаться. Иногда маленький обогреватель отключается, и слышно, как бумага шуршит под материалами. Некоторые девушки рисуют в наушниках – чувствуется, что им скучно.

– Пот воняет: по рисунку всегда видно, если вы сильно стараетесь, а вся прелесть в том, чтобы было непонятно, как это сделано. Рисунок должен выглядеть так, как будто вы нарисовали его легко. А вы там что-то царапаете в муках. Нужно чувствовать шкурой. Каждая линия должна быть такой, чтобы об неё можно было порезаться. Важно передать шероховатость жизни, – заканчивает преподаватель, и студентки идут закреплять вторую работу. Этот рисунок они сделали гораздо быстрее – чувствуется, что устаю не только я: студенткам тоже не интересно рисовать меня в одной и той же позе.

Стоя в одежде я позировала еще двадцать часов – они пролетели быстро и почти незаметно.

Обнаженная фигура в ракурсе

Затем я начала позировать сидя: на этот раз возле окна поставили стул и небольшую тумбочку. Мне показали, как нужно сесть, но это было не важно: я была так рада, что позирую не стоя, что была готова сидеть как угодно долго, и в любой позе.

Во время первого сеанса преподаватель подарил мне подписанный экземпляр своей книги. Все оставшееся я сидела с ней – студентки сказали, что книгу лучше оставить, потому что на мои муки безделия уже больно смотреть. За несколько часов я ее прочитала, а потом слушала музыку и смотрела видео, положив на нее смартфон.

Теперь, когда я сидела к студенткам боком, функционала прибавилось, и я даже начала принимать участие в разговорах: за время, которое я провела в училище, с парой девушек мы начали обсуждать сериалы, новости за прошедшие несколько дней, и иногда вместе ходить на обед. При мне Лида и Марина обсуждали Модильяни и Нарышкина.

Чем ближе просмотр, тем более напряженный график у художниц: однажды Лида достала туристический коврик и спала на нем прямо на полу, но чаще студентки по очереди спали, сидя за столом, когда уходил преподаватель. Я тоже уставала, и студентки просили меня не отворачиваться, когда во время сеанса я начинала засыпать. Когда приходил ГГ и смотрел на работы, которые студентки сделали за время его отсутствия, он говорил что-то в духе: «Представьте, что вы учитесь на офтальмологов, которым после четвертого курса нужно оперировать бабушку. Если бы эта бабушка узнала, что ее будете оперировать ты, – показывал он пальцем, – и ты, старушка бы просто не дожила до этого момента». И подмигивал мне.

В этот раз на обнаженку я позировала чуть меньше сорока часов. Уходить из мастерской было немного грустно: это было похоже на то ощущение, когда не знаешь, увидишь ли человека снова. Студентки мне понравились.   

Как стать натурщиком

Чаще всего студенты рисуют знакомых своих знакомых: по-другому натуру найти сложно. «Мы пробовали клеить объявления на остановках, но это было бесполезно: люди обычно смеются, потому что не понимают, что значит работа натурщиком, – говорит Георгий Гайниахметович. – Мы расклеивали объявления и в учебных заведениях, но это тоже не решило проблему». 

Преподаватели говорят, что натура всегда находится случайно. Так же случайно нашли и меня: летом, через знакомых. В конце каждого дня меня благодарили так, что становилось неловко: я вроде ничего особенного не сделала – просто постояла несколько часов. Для преподавателей это больной вопрос, но они говорят, что никто не хочет этим заниматься: в Уфе нет базы натурщиков или какого-то сайта, поэтому узнать о том, что требуется натура, узнать можно только у студентов или преподавателей.

Натурщики в училище искусств нужны в течение всего учебного года: с первого сентября и до мая. Второкурсникам нужна натура для рисунка головы, для третьего курса можно позировать на портрет, а на четвертом курсе нужны модели на обнаженку. По возрасту подходят люди от 14 до ста лет. Определенная внешность не важна, главное – ответственность: нельзя прийти, отработать несколько дней и больше не появиться. Поэтому главное требование – это возможность отработать все часы, отведенные студентам на работу.

Для того, чтобы получить деньги за работу, нужно предоставить несколько документов и заключить договор: можно позировать месяц или больше – некоторые натурщики заключают договор на целый семестр и одновременно позируют на разные постановки для разных курсов. Иногда натурщики договариваются со студентами и после просмотра работ в конце семестра забирают себе понравившуюся картину.

За полтора месяца я позировала на обнаженку и в одежде в одной позе 40 часов, а потом – сидя – ещё 36. В училище я приходила несколько раз в неделю, а позировала от двух до пяти академических часов: приходить на меньшее время не имеет смысла, а больше позировать тяжело. За час позирования в одежде платят 73 рубля, а за час обнаженки – 98 рублей.

Некоторые из тех, кого приглашают позировать, уходят с основной работы и остаются работать натурщиками. В мастерской на стене висит портрет мужчины, одетого по пояс – это бывший преподаватель из школы сварщиков, с которым преподаватель познакомился случайно. Про других натурщиков Георгий Гайниахметович рассказывает истории: однажды он предложил попозировать банщику, и тот проработал в училище натурщиком несколько лет. Студентки говорят, что чем страннее человек, тем больше он нравится ГГ. У художников совсем другое отношение к телу, это чувствуется. Они говорят, что натурщики их вдохновляют.

На просмотре работ в конце декабря студентки показали свои работы за семестр. У каждой художницы три из них – это рисунки меня в полный рост, и эти работы вместе с остальными они смогут показать в качестве портфолио при следующем поступлении.