Спустя какое-то время, от того, что я ступал по его улицам ежедневно, любование и восхищение окружающим сменились привычностью.

Однажды мне стало известно о Зилантовом монастыре – очередном казанском памятнике архитектуры... Но каком! Найдя страницу и адрес монастыря в интернете, я немедля решил отправиться туда, чтобы увидеть собственными глазами.

Взяв билет у строгой женщины-кондуктора, я спросил, доеду ли до остановки «Речной колледж» – она утвердительно кивнула. День был пасмурный и холодный, да и встал я рано, так что энтузиазм, наполнявший меня, постепенно улетучивался. Автобус остановился близ подземного перехода, ведущего на сторону, где, как я предполагал, и находится монастырь. Совершив переход, я включил приложение-навигатор и быстрым шагом направился по указанному пути.

Я проходил мимо домиков сельского типа, казалось, построенных ещё при Романовых: деревянные, покосившиеся, потемневше-прекрасные, они грозили обрушить крышу на голову жильцам в любую минуту. Изредка мне встречались пожилые люди, бездомные животные, последние из которых (как и большинство из них) вели себя очень ласково. Связь то и дело пропадала; повсюду были полузаброшенные гаражи, заросли крапивы и полевых трав.

Я шёл и думал о том, что видела эта земля, кто жил на ней десятки лет назад. Возможно, некоторые из этих домов, если не все, остались с тех самых пор, когда православная вера, символом которой является этот храм, была некой незыблемой силой, единившей человека с природой, народ с правителем.

Через несколько мгновений я, наконец, увидел монастырь: он возвышался над окружающей серостью в своих сияющих белизне и голубизне, возвышался не гордо, а умиротворённо, смиренно. Постепенно я вышел на вымощенную кирпичом дорогу, ведущую в гору, к воротам монастыря. Там меня встретили росписи, изображавшие ангелов.

Летопись гласит, что в 1529 году на Зилантовой горе был убит святой мученик Иоанн. Успенская обитель, из которой затем вырос Успенский Зилантов монастырь, была основана в 1552 году, в день взятия Казани Иваном Грозным.

В разное время храмовый комплекс подвергался то разорению, то бесчисленным реставрациям; а в 1839-м его даже посетил будущий император Александр Второй. После Октябрьской революции монастырь опустел, был закрыт, а одно время даже существовал в качестве тюрьмы НКВД. С 1998 года Успенский Зилантов монастырь стал официально функционировать как женский.

Войдя внутрь, я оказался на аллее, ведущей к различным храмовым постройкам: церкви святого равноапостольного князя Владимира, собору Троицы Живоначальной, Сестринскому корпусу и другим. Каждое из зданий отличалось размером окон, формой лепнины, характером назначения, но все они составляли дружный ансамбль, так притягивающий прихожан и просто обывателей.

Во время моего там пребывания шла служба; чрез окна собора Троицы Живоначальной видно было бесчисленное множество свечей, растущих из сумрака и золота помещения. Это наблюдение сакрального сразило меня монотонностью и одновременно с нею поражающей до глубины красотою происходящего.

Слева от входа в собор находится Сестринский корпус, упомянутый выше, и Игуменский корпус, подле которого разбит сад с декоративным прудом и множеством растений и деревьев.

Справа находятся Храм Успения Пресвятой Богородицы и Малая колокольня, близ которых также множество клумб. В храмовом комплексе в целом очень много зелени: деревьев, кустарников, растений; разделяют здания аккуратные, просторные дорожки.

Кажется, жизнь на территории монастыря течёт не переставая даже в осенне-зимнее время. Величественность зданий, контрастируя со смыслом, который они несут, производит неизгладимое впечатление. В кустах, код кронами деревьев, по тропинкам бродили кошки; многие из них подходили, ласкались к посетителям и мурчали.

Будучи там, чувствуешь, будто все тревоги и заботы уходят куда-то далеко, на второй план, либо вовсе исчезают. Монастырь с его белокаменными стенами и голубеющими на фоне серого осеннего неба золотистыми куполами подобен островку света и благости, оазису среди всего того, что его окружает и что видел я на пути к нему.

Пробыв там более часа, я решил вернуться домой, потому как синтез холода и ветра был невыносим. Спускаясь всё к той же дороге, ведущей в чёрные, покрытые ржавчиной и сыростью трущобы, я ещё раз окинул ворота и надвратную колокольню взглядом, стараясь хотя бы на несколько секунд сохранить в себе их свет.